Майер Г.

Граждане являются не только объектом, но также и субъектом власти: в своих социальных взаимоотношениях они выступают носителями власти, они устанавливают и легитимируют власть, вне зависимости от того, являются ли они активными участниками или всего лишь наблюдателями. Я буду говорить об активных субъектах, о внутренней динамике того, какое отношение они имеют к власти и безвластию и каким образом влияют на изменение социальных отношений каждый день. Или в общих словах: я буду рассматривать субъективную сторону властных отношений, моей целью будет прикладная или практическая психология микрополитики.

Африканская поговорка гласит:

Много обычных людей,
Во множестве небольших мест,
Делающие много маленьких шагов,
Могут изменить облик мира.

Эти строчки напоминают нам о нашей силе и способности вызывать постепенные изменения. Они обращаны к субъективному восприятию властных структур и к возможности преодолеть чувство безвластия, существующей для многих индивидов.

Для достижения этой цели нам нужен реалистичный анализ формальных и неформальных механизмов власти, изучение того, как они работают в политике, экономике и общественной жизни. Говоря о возможностях изменений, я хотел бы избежать как всевозможных иллюзий, так и чрезмерной психологизации властных отношений в политике и обществе. Этот материал имеет отношение как к западным капиталистическим демократиям, так и к демократическим и авторитарным режимам, существующим не только на территории бывшего Советского Союза. В Центральной и Восточной Европе множество возможностей для демократизации политики и общественной жизни появилось именно после 1990 года. В то же время, мы чувствуем, с одной стороны, влияние традиций и образования, направленного на воспитание подчиненности, а с другой,  сопротивление властных структур, менталитета и образцов поведения, характерных для периода бюрократического социализма. Всепоглощающая власть элит нашла удачное дополнение в лице широко распространенного среди граждан чувства безвластия. Подавляющее большинство граждан испытывает недостаток навыков и ресурсов, мотивации и веры в то, что они действительно способны изменить что-либо в обществе путем собственных усилий, самостоятельно или объединившись с другими людьми. В условиях более или менее жесткого авторитаризма особенно сложно осознать свою силу, публично высказывать критику и поверить во власть самостоятельно организованной деятельности рядовых граждан. Другой фактор создает еще более серьезные препятствия: большинству людей необходимо отдавать почти все свои силы на борьбу за элементарное выживание или, по крайней мере, на поддержание скромного уровня жизни.

Все эти условия и объективные обстоятельства, различающиеся в разных странах, я, несомненно, принимаю во внимание, когда задаю два главных вопроса психологии власти:

Индивид и другие: определение власти по Максу Веберу, и субъективное измерение властных отношений

Согласно концепции Макса Вебера, в социальных отношениях власть, независимо от того, на чем она основана, дает шанс навязать свою волю другим, даже, невзирая на сопротивление. Здесь власть понимается как шанс или потенциал. Вебер представляет власть как контроль над другими, как способность навязать свою волю вопреки желанию другого.

Для более систематического исследования, в аналитических целях власть может быть рассмотрена вначале как личная власть, как сила внутри самого индивида, существующая внутри человека и не зависящая от других.

Затем мы можем рассмотреть власть в ее отношении к другим людям. Власть и безвластие в действительности развиваются и доказывают свое существование в отношениях с другими людьми, в конкретных социальных условиях, обстоятельствах и ролях. Власть  это не субстанция, она должна пониматься как процесс, как продукт личных и общественных отношений.

И, наконец, власть может быть расценена как социальная или политическая власть: то есть как распределение и воспроизводство власти в группах и организациях, как властные конфликты между различными факторами в политическом процессе.

Таким образом, социальная власть основана на взаимодействии трех системных уровней: микроуровня, включающего индивидов, семьи и другие первичные группы; среднего или мезоуровня функциональных групп и организаций; и, наконец, макроуровня, имеющего дело с нациями, политическими системами и межнациональными взаимоотношениями. Здесь мы сконцентрируемся на анализе микроуровня. Способ, с помощью которого мы строим свои социальные отношения на микро- и мезоуровнях может быть назван микрополитикой.

В своем определении Вебер подчеркивает характер власти как контроля над другими людьми, который при необходимости осуществляется против их воли. Сегодня в повседневной жизни и с учетом демократической перспективы более существенным становится вопрос о том, как достичь власти вместе с другими и как сделать что-то для других. Конечно, осуществление власти подразумевает достижение своей цели и в конфликте с другими. Но если мы анализируем и развиваем только вертикальную стратегию доминирования  подчинения или адаптации, то мы пренебрегаем аспектом консенсуса и демократического торга. Демократия предполагает стремление к горизонтальной кооперации и задается вопросом: что мы можем сделать, чтобы, объединяясь и поддерживая друг друга, путем создания эффективных организаций преодолеть безвластие?

Второй момент критики веберовского определения власти заключается в том, что он не рассматривает психологические аспекты власти и безвластия. Власть имеет не только объективную, но и субъективную сторону, которые, по сути, являются двумя сторонами одной монеты.

Что мы имеем в виду под субъективным измерением власти? Это наше восприятие, наши чувства и то, каким образом мы учимся справляться с силой и бессилием. Власть неизбежно строится на:

Способ, с помощью которого мы имеем дело с властью и безвластием во многом определяет качество социальных и политических отношений, а отсюда и возможности для развития демократической политической культуры и устойчивого гражданского общества. Идея и практика гражданского общества, независимого как от государства, так и от рынка, является жизненно необходимым элементом для увеличения способности общества решать свои проблемы в условиях консенсуса и конфликта. Это особенно актуально для посткоммунистических обществ, если они хотят выйти на путь строительства плюралистической демократии. Таким образом, концепция гражданского общества не является ни утопией, ни новомодным веянием.

Вернемся к двум основным вопросам: Что делает нас безвластными? Что делает нас сильными?

Рассматривая властные отношения в повседневной жизни, я бы хотел обозначить десять провокационных тезисов. Они сочетают различные типы и уровни утверждений, так как направлены на критическое размышление и ориентацию на действие в духе гуманистической психологии. Эти тезисы описывают и объясняют, они интерпретируют и предполагают, и таким образом, они могут побуждать к возникновению альтернативных способов взаимодействия с властью и безвластием. Поэтому я не использую безличные существительные, а предпочитаю личные местоимения «мы» или «я». Однако это не подразумевает субъективизм или педагогическое стремление научить чему-то.

Десять тезисов внутренней динамики власти и безвластия

1. Вне закона и структур: в личном взаимодействии другой имеет ровно столько власти, сколько я сам ему даю.

Действуя в рамках формальных институциональных установок, вы можете воспринимать и использовать свою власть различными способами, независимо от того, находитесь ли вы на верхушке иерархии или ближе к ее основанию. Вне законодательных норм и установленных структур, в психологическом измерении, можно наблюдать этот образец переноса власти на личные взаимоотношения: если один человек (или много людей) имеет власть над другими людьми, то тут всегда возникает две стороны: одна,  которая дает власть и делает другого подчиненным, и другая, которая, соответственно, принимает ее и подчиняется. Отдавая себе отчет или нет, мы создаем асимметричные и взаимозависимые властные отношения. Мы все хорошо знаем диалектическую связь хозяина и слуги: кто такой хозяин без слуги? Кто такой босс без наемных работников? Кто может быть министром без министерства?

2. В социальных отношениях высшая власть, которой, как предполагается, я должен покориться, в реальности гораздо чаще основана на силе привычки или добровольном ее принятии.

Мы часто говорим о высшей силе условий или, выражаясь более абстрактно, о некоей «системе», которая нам дана и не может быть изменена. Так, некоторые властные отношения воспроизводятся только потому, что мы принимаем их без критического осмысления, не ставя вопрос о том, почему они являются таковыми, или почему они считаются законными. Мы часто заставляем себя поверить, что мы бессильны что-либо изменить. Но в действительности это не ограничение, вызванное условиями, а принуждение, которое мы налагаем на самих себя, и именно оно приводит нас к покорности. Таким образом, мы усиливаем и легитимизируем те структуры и властные отношения, в которых мы чувствуем себя бессильными и неудовлетворенными, и мы не можем решиться их оставить.

3. Наша оценка в значительной степени определяет влияние власти и ее престижа.

Только наше признание и одобрение делает власть морально и политически одобряемой. Это мы наделяем других людей, группы, лидеров и институты высоким положением и престижем. В этом процессе социального и политического приписывания часто случается так, что мы переоцениваем одних и недооцениваем других.

Основной способ преодолеть чувство беспомощности и бессилия  изменить взгляд на самих себя и на тех, кто «во власти» путем осознания своей собственной ценности, признания своих опыта и достижений, своих прав и особенно позиционирование чувства собственного достоинства.

4. Преодоление бессилия должно начинаться в нашем сознании: наш способ мыслить делает нас зависимыми и препятствует тому, чтобы мы стали сильнее.

Многие люди сделали себя зависимыми от начальника или от общественности тем, что всегда стремились получить их признание и одобрение. Часто это стремление основано на бессознательно интернализованных психологических потребностях. Вместо того, чтобы быть внутренне свободным и независимым, я чрезмерно подчиняю себя желаниям или оценке других людей. Если я хочу преодолеть этот тип конформизма и зависимости, я должен начать освобождать себя от стремления найти одобрение извне, от поиска престижа и постоянного внимания. Я набираюсь смелости встать в оппозицию другим и высказывать критику в адрес своего руководителя. Вполне вероятно, вы выразите то, о чем другие уже давно думают, но не осмеливаются выразить открыто.

5. Очень часто мы мыслим в негативной и ограничительной манере. Мы не видим позитивных возможностей для изменений.

Мы знаем, почему что-то не может быть сделано или, по крайней мере, является трудно выполнимым и полным риска. Очень часто это знание базируется на рациональном основании, полученном путем реалистической оценки возможностей и ограничений.

Но также существуют ситуации, в которых мы недооцениваем собственную силу и способности. Говоря все это, я очень хорошо осознаю опасность волюнтаристского подхода или предложения того, что реально не существует. Однако я снова настаиваю на том, что действительно во многих жизненных ситуациях, личных или профессиональных, мы можем получить больше влияния, только если поверим в себя. Это требует от нас осознания наших действий и чувств, того, что беспокоит и расстраивает нас, и что действительно необходимо изменить.

6. Любые изменения начинаются внутри нас.

Решающим моментом для любого изменения является то, что я начинаю его сам внутри себя. Этот первый шаг особенно важен в личных отношениях. Потом, и часто только потом, другой тоже получает возможность для изменений (и может так поступить или нет).

Любые серьезные изменения каких-либо аспектов нашей личности или в целом образцов личных взаимоотношений затрагивают наш интеллект и эмоции, наш разум и чувства или, если можно так сказать, наш дух и душу. Эти типы изменений влияют на личность в целом, на наше состояние, поведение и манеру держать себя, на наше лицо, язык, и в целом на наше проявление себя как личности в частной и публичной жизни.

7. Любые изменения начинаются в моей собственной сфере ответственности.

Если я хочу изменить что-то, то я могу (и я должен!) начинать это непосредственно в моем социальном окружении, где я являюсь ответственным и имею некоторое влияние. Это часто является первым шагом, в частности, я спрашиваю себя: «Что является выполнимым, здесь и сейчас?». Многие недооценивают важность и качественное влияние изменений на основу общества. Часто они бывают постепенными и малозаметными. Но где же еще мы должны начинать изменение качества социальных отношений и распределения власти?

Там, где мы являемся ответственными за других, мы можем содействовать установлению такого социального климата, который будет благоприятствовать инициативе и автономии, критике и высказыванию противоречий. Мы можем осуществить это путем делегирования ответственности и будучи более открытыми для изменений. В отношении политики, инициативы отдельных индивидов, семей, малых групп, коллег по работе, простых граждан являются важнейшими отправными точками для изменений в организациях и институтах, а в итоге  во всем обществе и в национальной политике.

В политике мы часто сталкиваемся с образами власти, которые созданы обществом и распространены масс-медиа. Только тогда мы сможем действовать автономно, когда поймем, как и в чьих интересах эти образы формируются; если мы осознаем то влияние, какое средства массовой информации имеют на нас. Часто мы не можем преодолеть то, что делает нас бессильными, если не пытаемся критически взглянуть на само понятие, социальные нормы и якобы «естественно данную нормальность» политики. Все чаще и шире политика выводится на передний план профессионалами-политтехнологами и начинает доминировать в телевизионных эфирах. Эта тенденция все больше наблюдается в разных странах. Таким образом, гораздо более важным становится образование рядового гражданина, прививание ему критического отношения к масс-медиа и к тому, что они сообщают. Это является возможностью не попасть в ловушку одностороннего, идеологического определения проблем, представляемого лидерами, партиями и прессой.

8. Мы часто недооцениваем влияние активного и инновационного меньшинства, силы сплоченности и смелости простых граждан.

Позитивные демократические изменения часто инициируются небольшими группами, которые твердо убеждены в прогрессивности своих идей, но в то же время не являются догматическими и пытаются завоевать большинство демократическими методами. В этом стремлении только тот окажется в выигрыше, кто на своем пути к власти уже осуществляет те идеи, которые пропагандирует. В некоторых странах бывшего бюрократического социализма, изначально меньшинство перешло к гражданским выступлениям, и их мирная революция доказывает, как бессильна власть и как может быть сильно безвластие.

9. Только тот является действительно могущественным, кто не стремится к контролю над окружающими, а кто работает вместе с остальными на пользу общего интереса и благополучия всего общества. Это демократический способ соединить собственный легитимный интерес с социальной и политической солидарностью.

Если мы хотим преодолеть социальную и политическую конформность, мы не должны интересоваться тем, что делает нас бессильными, а других наделяет властью. Мы должны спрашивать себя, каким образом мы можем стать сильнее и как можно убедить других делать правильные вещи. Если мы хотим добиться влияния, мы не должны стремиться лишить других их власти, а должны понять, как мы, самостоятельно или объединив усилия с другими людьми, можем получить это влияние и поддержку,. Таким образом, соревнуясь за лучшее решение, мы можем использовать власть и равновесие как позитивные силы. Наша цель в таком случае,  это не контроль над другими людьми, а достижение чего-то более разумного. В этой попытке тот окажется успешнее, кто сможет принять собственные недостатки и продемонстрировать хорошее чувство юмора.

10. Эти изменения требуют времени и терпения, смелости и уверенности.

В ситуации современной России и многих других посткоммунистических стран, равно как во многих других частях света, эти тезисы некоторым могут показаться чистым идеализмом, основанным на субъективистском и волюнтаристском подходе к структурным трудностям процесса трансформации, демонстрирующим наивный оптимизм Запада. Короче: желательные, но утопичные мысли.

Однако, я бы хотел подчеркнуть, что я хорошо осознаю трудности жизненной ситуации и существующие ограничения для большинства людей не только в посткоммунистических странах, если они стремятся к тому, что я уже описал выше. И критически рассматривая прошлое Германии, я также не забываю о том, сколько времени нам потребовалось; как много препятствий стояло на нашем пути; сколько кризисов и катастроф нам пришлось пережить, прежде чем большинство западных обществ приняло вид относительно стабильных демократических систем и политических культур.

Несмотря на все это, я думаю: если вы не представляете себе, что может быть, если вы не пытаетесь думать в альтернативном ключе и открывать позитивные возможности внутри и вне себя, вы никогда не достигнете лучшего. Необходимы и реализм, и смелость. В заключение процитирую несколько строк известного немецкого автора эпохи барокко:

ГОСПОДИ! ДАЙ МНЕ СМЕЛОСТЬ ИЗМЕНИТЬ ТО,
ЧТО Я МОГУ ИЗМЕНИТЬ,
И ПРИНЯТЬ ТО, ЧТО Я ИЗМЕНИТЬ НЕ МОГУ,
И МУДРОСТЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОТЛИЧИТЬ ОДНО ОТ ДРУГОГО.

Перевод Элины Шамсеевой